Я стою наверху, держась за поручень, и смотрю тоже вверх: оно ясное, но ветер несёт куда-то красивые облака. Это зрелище завораживает, и смотрится туда долго, пока не надоест.
Наконец, отталкиваюсь со всей силы и мчусь, мчусь вниз с этой горки на ещё сухую землю. В груди какая-то невыразимая беспричинная радость бытия — у меня полное впечатление, что сегодня мой день рождения. Мне четыре, и я ещё не изведал дурацкой и заразительной экзистенциальной тоски.
Конечно, то было осенью — сейчас я понимаю это, окунувшись мыслями куда-то туда. Но то настроенческое рожденческое ощущение, оно живо и говорит, что было начало зимы — начало Нового года.

Второй класс. Приглашенные моей мамой одноклассники дарят подарки — книги о московском метро и солдате, отбывающем службу на танке, я помню до сих пор. И хотел бы снова взять их в руки, да не помню, остались ли вообще они хотя бы где.
Две девочки с нашего дома-общаги и парень-отличник, можно сказать друг. Я не приглашал девочек, они троечницы, я вообще не знаю, что они тут делают: о чём с ними говорить, что с ними делать. И ещё долго не буду понимать некоторые вопросы связанные. Да что уж — и сейчас какие-то смутные представления о некоторых вещах.

Приходят парни, мы сидим в комнатушке квадратов девять, которую мы делим с братом, и играем в морской бой. Конечно, среди подарков, детективы, которые глотаю дипломатами. Брат бросает нам по запросу ириски, а потом, когда выходим гулять, выпадает первый приятный снег.

Родители дарят футбольные мячи, которые всегда востребованы мной. И ждут с нетерпением весны, и спасают от долгой зимы.
Потом случится ранец, о котором просишь ещё с начала осени, потому как прежний хлипкий рвётся сразу, не выдержав напор школьной программы школы-лицея. Последует перстень и цепочки, которые никогда не ношу. Потом, кажется, закончились попытки понять мои желания, в ход идут понятные деньги.

Первый курс института: Таня, с которой мы дружим многие годы (и, кажется, до сих пор), мобилизует ребят поздравить меня, дарят торт. Смущаюсь, мнусь, неловко оправдываю отсутствие возможности угостить — у меня крайне больная мама, нет ни желания, ни возможностей, ни навыков общения.

Двадцать пять я отмечаю большой компанией. У меня всё хорошо и всё так, как должно быть в обществе — успешен, обеспечен, много друзей. Хорошие. Буду думать, что вот она вскоре разведётся и получу последнее недостающее звено.

Живу один, во мне много статуса и денег, много свободного времени, мало счастья — зачем-то разбудил себя и начать переосмысливать, а, значит, перестал жить целостно.

На работу приходят люди из прежней жизни — завожу в кабинет, наливаю, вспоминаем, хочется забыть-забыться. В какой-то год даже сижу с перечнем имён людей из прошлой жизни, которые должны бы позвонить, и вычеркиваю тех, кто это сделал. Как-то должно быть стыдно за это.

В прошлом году Женя подарила мне скретч-карту мира, которую я до сих пор стираю после очередной поездки, и альбом Одессы, которая в душе. Это приятно, когда понимаешь, что подарок дарится именно тебе. Мы поехали куда-то, щелкал счётчик гейгера, окружал туман.

Сегодня я вспоминаю, чего же хотел от жизни тот мальчик, забравшийся на горку. Да ничего особого: никогда не хотел кем-то стать, сколько-то иметь. Просто жить с интересом, наблюдать, гонять по улице, да чтобы не мешали, не звали домой.

Ну так это случилось, парень.

Счастлив?